Цари и скитальцы - Страница 93

Испуганный народ (в который раз!) бросился из церкви. Иван Васильевич был поражён не столько падением звонаря, сколько нелепым поведением народа. Всё как-то бесхозяйственно разладилось в Великом Новгороде: верёвки рвутся, люди нервничают по пустякам. А это ведь не просто кусок земли, а наше северное приграничье, межа с Ливонией и Швецией. Нам ещё воевать и воевать. Войне нужны непуганые люди и прочное, нервущееся хозяйство.

Государь велел воротить народ, а звонарю в больницу послать денег. Тот жил ещё пять дней.

11

Свежие вести из-за рубежа.

Король Польский и великий князь Литовский Сигизмунд Август — Елизавете Английской:

«Мы видим, что московит, этот враг не только нашего государства временный, но и наследственный враг всех свободных народов, благодаря недавно заведённому мореплаванию обильно снабжается не только оружием, снарядами, связями, но ещё важнейшими вещами, ничем не предотвратимыми в своём действии — снабжается именно художниками, которые не перестают выделывать для него оружие, снаряды и другие подобные вещи, до сих пор невиданные в этой варварской стране, и сверх того, что ещё более заслуживает внимания, он снабжается сведениями обо всех наших, даже сокровеннейших намерениях... Зная всё это, не следует надеяться, чтобы мы оставили такое мореплавание свободным».

Июньское известие из Кракова: Сигизмунд Август умер!

Париж: в ночь на двадцать четвёртое августа, в праздник Святого Варфоломея, указом короля убито десять тысяч человек...

Одиннадцатого ноября 1572 года в северо-западной части неба, вблизи созвездия Кассиопеи, явилась новая звезда. В ясные ночи она казалась ярче луны. Те жители Европы, кому досуг смотреть на звёзды, были угнетены предчувствием опасных перемен.

Во Франции гадали, служит ли Новая знаком божественного недовольства или одобрения кровавой Варфоломеевской ночи. Литовские еретики предполагали, что явилась вторая Вифлеемская звезда. Учёные искали объяснений естественных. «Новая, — заключил великий астролог Тихо Браге, — образовалась из конденсации светлой материи Млечного Пути. Различимо тёмное пятно на нём, откуда истекла материя».

В России появление Новой было замечено разве скитальцами, ночующими в сырых стогах, да Елисеем Бомелем.

Алхимик, лекарь, астролог, он имел связь с Империей через голландцев. Они возили ему книги, атласы неба, травники и описания минералов, необходимые для составления ядов и лечения. Благо на эти книги государь денег не жалел. Особенную ценность составлял каталог семисот звёзд, выпущенный Тихо Браге. В нём излагались способы определения восхождений двадцати одной опорной звезды — незаменимое пособие при составлении гороскопов.

Елисей Бомель придерживался передовых, позитивистских взглядов на звёздную науку. Питомец Кембриджа, он не уподоблялся простодушной черни, искавшей в астрологии прямой зависимости судьбы от звёзд. Зависимость темна и отражает «закон симпатий». Мы можем лишь угадывать, как действуют движения светил на дела земные — с известной долей вероятности. Если наши расчёты совпали с тем, что приключилось с человеком, — значит, мы уловили некую закономерность и можем дальше использовать её. Как выразился — по другому поводу — каноник Николай Коперник из Торуни: «Ведь нет необходимости, чтоб эти гипотезы были верными или даже вероятными; довольно, чтобы они давали сходящийся с наблюдениями способ расчёта».

Многое надо знать астрологу и лекарю царя. Но чтобы выжить при дворе, надо владеть ещё искусством политической интриги.

Елисей Бомель родился в Везеле, в Германии. Сколько он себя помнил, его терзало любопытство к явлениям природы. Ради него он был готов заложить душу бесам, как доктор Фаустус.

Елисей не знал, куда сгинул его отец. Мать не жалела последних денег на ученье сына. Их хватило на три класса начальной школы. Там Елисей настолько вызубрил латынь, что объяснялся на ней лучше, чем по-немецки.

Его взяли в другую школу, основанную иезуитами, и обучали за счёт Ордена.

Коллегия запомнилась ему как сочетание жары и холода. В жару учёбы, умственного напряжения горела голова, особенно от книг: «О небе, Духе и о морских приливах»... Холод сквозил от сыроватых балахонов, натягиваемых в четыре часа утра, от стен, от скудной жизни школяра.

Елисей скоро был одобрительно замечен учителями.

Его учителя... Подобно лоцманам, они умело вели свои коллегии по мутным шквалам немецкой Реформации. Они не восклицали с кафедр, как Лютер, и не швыряли чернильницами в чёрта. Они лить замечали издевательски, что дьявол невидим и не настолько глуп, как полагают лютеране. Они учили сопротивляться примитивной логике толпы, закручивать убийственные парадоксы о вере и абсурде и быть терпимым к человеческим грехам. Человек грешен изначально. Не следует пытаться уничтожить в нём человеческое, а саму слабость и греховность надо обратить на спасение.

Терпением и знанием они привязывали детские сердца. Елисей боялся и любил их. Чтобы внушить воспитаннику оба эти чувства вместе, нужно высокое педагогическое мастерство.

Елисей должен был учиться дальше. Его тянуло в Рим, в Париж. Его, единственного из учеников, на средства Ордена отправили учиться в Англию.

В Кембридже он познал сладость философии и математики. Он слушал лекции по химии и медицине, практиковался у известного алхимика, специалиста по ядовитым смесям. Ему повезло в жизни. Он полагал, что расплачиваться не придётся, то есть придётся заплатить не больше, чем потратили на него отцы-иезуиты. Он отработает, пусть только скажут как.